Address
304 North Cardinal St.
Dorchester Center, MA 02124
Work Hours
Monday to Friday: 7AM - 7PM
Weekend: 10AM - 5PM
2025 год. Дональд Трамп — снова в Белом доме, подпитываемый обидой и алгоритмическим культом Маска — снова грозится аннексировать Гренландию. Не дипломатически. Не метафорически. А буквально. Он утверждает, что США нужна она «для визуальной симметрии». В том же духе он размыто указывает в сторону Канады, называя нас «незавершённым делом» и «естественным продолжением родины».
И можно было бы подумать — особенно если ты канадец — что это просто шум. Что американцы снова ведут себя как американцы: пьяные от власти дети с ядерными игрушками и татуировками исключительности.
Но вот в чём проблема: это не просто риторика. Это часть более широкой и глубокой институциональной деградации, к которой США шли десятилетиями. И хотя мы географически находимся выше по течению от американской империи, на самом деле мы связаны с её административной канализацией, с её разведывательными трубопроводами и каскадным крахом государственного управления.
Настоящая история — не про аннексию Канады. Настоящая история — в том, что Трамп уже аннексировал внутри самой Америки: независимые агентства, надзорные органы, федеральные гарантии. И самое опасное — способность США понимать саму себя.
Когда ты уничтожаешь разведку, дипломатию, инфраструктуру данных и институциональную память, ты не просто реформируешь государство. Ты ослепляешь империю на ходу.
И вот поворот: это не Трамп всё начал. Всё началось в 1979 году с адмирала по имени Стэнсфилд Тёрнер, который разрушил способность ЦРУ заниматься агентурной разведкой. То, что делает Трамп сегодня — чистки, поджоги бюрократии — это всего лишь логичное завершение той же патологии.
Американские институты пожирают сами себя. Канада не наблюдает это издали. Мы в том же потоке. Просто ещё не поняли, что вода уже поднялась.
Это посмертная записка империи. Написанная выше по течению, севернее краха.
И если мы не начнём называть гниль сейчас — мы унаследуем её молча, с рукопожатием и презентацией в PowerPoint.
До того как Трамп вошёл в Белый дом с золотыми унитазами и мозгом, застрявшим в Твиттере, был адмирал Стэнсфилд Тёрнер — чисто выбритый мясник Джимми Картера в погонах. Он не кричал. Он не постил. Он даже не собирался расчленить ЦРУ. Но он это сделал — тщательно, навсегда, с пассивно-агрессивной элегантностью человека, который искренне верил, что будущее разведки принадлежит выпускникам Лиги Плюща и спутникам на орбите.
Тёрнер был назначен директором ЦРУ в 1977 году, сразу после разоблачений Комиссии Чёрча — послевотергейтского катарсиса, который показал, насколько вне контроля и психотично вели себя некоторые операции агентства. Пытки, убийства, ЛСД-программы по контролю сознания — всё всплыло наружу, и Конгресс захотел контроля. Задача Тёрнера была навести порядок. Вместо этого он уничтожил боеспособность.
В 1979 году Тёрнер запустил то, что внутри ЦРУ прозвали «Хеллоуинской резнёй». Более 800 офицеров из Управления операций — того самого, что занимается шпионажем, — были уволены или принудительно отправлены на пенсию. В основном это были опытные кадровые оперативники HUMINT с годами работы в полях: вербовка, агентурные сети, культурная навигация, недоступная выпускникам Гарварда, не способным даже правильно написать «Казахстан».
А теперь самое главное: многие из уволенных были первыми или вторыми поколениями иммигрантов. Сыны восточноевропейских беженцев, дочери арабских эмигрантов. Люди, говорящие на русском, фарси, урду и мандаринском — без акцента. Они не выглядели как сотрудники Лэнгли. Они не вписывались в корпоративный антураж. Но именно они были лучшими специалистами США по проникновению в закрытые режимы и племенные структуры, по чтению чужих кодов.
Тёрнер уволил их не потому, что они были «другими». А потому, что он не понимал, что именно они делали. Он верил, что будущее разведки — в SIGINT и IMINT. Спутники, перехваты, потоки данных. А люди? Слишком грязно. Слишком неуправляемо. Лучше заменить их на аккуратных, гладко выбритых парней в лоферах, способных писать аналитические записки и проходить допуск к секретности.
Так началась институциональная лоботомия ЦРУ. HUMINT — грязная, интимная, опасная работа настоящей разведки — была выброшена под автобус ради иллюзии контроля. ЦРУ стало стерильным, обеззубленным, привязанным к столу. И это наследие не умерло с Картером. Оно метастазировало.
К 1990-м ЦРУ уже не могло провести глубокую операцию в Кабуле, даже если бы захотело. Не было больше NOC’ов — офицеров под неофициальным прикрытием, говорящих на пушту или арабском. Полевые сети развалились. То, что начиналось как «модернизация», стало в реальности стратегическим обезоруживанием.
Короче говоря? Тёрнер не просто выпотрошил ЦРУ. Он изменил саму идею того, кто вообще может быть частью агентства. И этот сдвиг — от иммигрантского инстинкта к элитарному глянцу — определил все провалы американской разведки на следующие три десятилетия.
Инстинкту нельзя научить. Лояльность племени нельзя получить с помощью алгоритма. А вести HUMINT-операции невозможно, если у твоей команды культурная гибкость уровня загородного клуба в Род-Айленде.
Но именно такую ЦРУ и оставил после себя Тёрнер — лишённое полиглотов, чужаков, оборотней в овечьей шкуре. Хеллоуинская резня уничтожила не просто кадры. Она перерезала артерии. Разорвала связь с реальным миром — ради стерильной, офисной унификации.
До Тёрнера оперативники ЦРУ были хаотичной, неоднородной, часто странной, но невероятно способной группой:
Это были «странные, но исчезающие» — те, кто мог подделать паспорт в Каире, договориться с племенным старейшиной в Белуджистане, или тихо перевербовать советского информатора в Вене. Те, у кого не было “хобби” в резюме — потому что вся их жизнь была хобби.
После Тёрнера? ЦРУ стало чище. Белее. Безопаснее. Но и глупее, медленнее и слепее ко всей остальной планете. Набор кадров фильтровался через бюрократию допуска, гарвардские каналы и личностные тесты, созданные для отбора «стабильных», а не полезных.
Во имя снижения риска — были уволены те, кто реально был создан для риска.
Результат? Культурный монокультуризм. На бумаге красиво. В поле — смерть. ЦРУ по-прежнему могло анализировать данные. Могло работать с перехватами. Но не могло вести агентов. В агентстве не осталось тех, кто знал, что мулла никогда не скажет западнику, или как читать молчание в лобби отеля в Судане.
У ЦРУ осталась процедура. Осталась ясность. Но не осталось охвата.
Агентство потеряло не просто людей. Оно потеряло способность видеть, слышать и понимать. Потеряло тень. И попыталось вести мировую войну — с помощью Excel.
А когда пришёл счёт — никто уже не говорил на нужном языке.
Империи редко рушатся с грохотом. Обычно — из-за слепого пятна. И США, при всей своей мощи наблюдения, оборонных бюджетах и послевоенном высокомерии, вступили в XXI век с завязанными глазами — потому что уволили всех, кто знал, куда смотреть.
К середине 1990-х у ЦРУ не было агентурных сетей в Афганистане.
Не было арабоязычных оперативников, ведущих операции в Кандагаре.
Не было NOC-ов в саудовских мадрассах или египетских джихадистских кругах.
Не было места за столом — только шум в эфире.
ЦРУ, оставленное после Тёрнера, умело делать одно: наблюдать издалека.
Спутники? Великолепно.
Перехваты? В избытке.
Настоящая полевая разведка? Отсутствует.
ЦРУ не просто провалилось в предотвращении 9/11. Оно не могло — структурно. Оно стало агентством высокой орбиты в войне низкой высоты. Лучший источник информации о бен Ладене? Пакистанская разведка — офицеры которой часто были лояльнее талибам, чем Лэнгли.
Попытки восстановить HUMINT в регионе? Слишком поздно. Слишком поверхностно. Слишком зависимо от контрактных переводчиков, политических назначенцев и слухов третьей руки. Культурная грамотность, позволявшая агентам встраиваться, вербовать, предупреждать — ушла вместе с Хеллоуинской резнёй.
Это была не только проблема Тёрнера. Это была проблема патологической зависимости от курса — бюрократического окостенения, запустившего десятилетия провалов:
И хотя обвинять политику, бюджеты и пост-холодную самоуверенность удобно — гниль началась с Тёрнера. Он сделал ЦРУ уважаемым в Вашингтоне — но бесполезным в мире. Он превратил грязное, опасное, способное агентство в think tank с килл-листом.
И последствия были не теоретическими. Они пришли с огнём и крыльями — 19 человек с канцелярскими ножами и дипломами авиашкол. Они пересекали карту, которую ЦРУ уже не умело читать.
Когда Америке нужны были глаза на земле — у неё были только данные в облаке.
Когда ей нужны были уши в мечети — у неё были аналитики в Вирджинии.
Когда нужно было остановить войну до её начала — было уже поздно.
Всех, кто мог бы предупредить, уже уволили.
Если Стэнсфилд Тёрнер выпотрошил ЦРУ скальпелем, то Дональд Трамп разносит всё кувалдой, обмотанной в твиты. И в 2025 году снос стал федеральным.
Всего через несколько недель после возвращения в Белый дом, Трамп запустил то, что уже называют — без капли иронии — крупнейшим массовым увольнением в истории правительства США. Более 280 тысяч федеральных служащих ушли. Целые агентства — выжжены. Офисы — закрыты. Механизмы надзора — уничтожены указами и MAGA-презентациями в PowerPoint.
Архитектор этой административной бойни? Илон Маск, глава нового министерства под названием DOGE — Department of Government Efficiency. Конечно DOGE. А как иначе? Он не оптимизирует — он чистит. Официальная причина?
– Слишком много «глубинного государства».
– Слишком много «глобалистов-наследников».
– Слишком много «бумажников, которые ничего не производят».
На деле? Это вторая Хеллоуинская резня. Только теперь — под нож попадает вся госслужба.
Часть — вроде раздувшейся и коррумпированной USAID — действительно стоило зачистить. Но остальное? История повторяется.
В отличие от Тёрнера, Трамп даже не делает вид, что это ради реформ. Это карательная политика — тест на лояльность с выходным пособием. Целые ведомства теперь укомплектованы по критерию идеологической верности, а не компетентности:
И в этот раз мы теряем не только компетенцию. Мы теряем преемственность. Институциональная память выжигается — её место занимают прихлебатели, мемы и культура страха. Люди не просто уходят — они бегут из разведки в Substack.
То, что Тёрнер делал тихо за два года, Трамп провернул громко за три месяца — и затем захохотал об этом на Truth Social.
Его послание предельно ясно:
Лояльность важнее компетенции.
Подчинение — важнее анализа.
Атмосфера — важнее процесса.
И эта гниль — не локальная.
– Функции Госдепа — аутсорс.
– Оборонная политика — опросы в Твиттере.
– Брифинги Казначейства — сгенерированы ChatGPT (плохо).
Это псевдо-хунта имени Даннинга-Крюгера с ядерным арсеналом и криптокошельком.
Мы не просто наблюдаем это со стороны. Мы привязаны к этому по договору. Альянс «Пять глаз» означает, что наша разведка делится данными с американскими агентствами, в которых институциональный IQ выброшен на помойку.
Мы полагаемся на их системы, их оповещения, их аналитику — а эти системы теперь контролируют идеологи с телефоном на подзарядке и флагом на стене.
Тёрнер ослепил ЦРУ.
Трамп делает всё федеральное правительство диким.
И если мы думаем, что Оттава не импортирует эту модель — с кленовым сиропом, банкой Labatt и фразой “calisse de tabarnak” на обложке —
мы врём себе.
У Канады есть привычка наблюдать за американским коллапсом с самодовольной отстранённостью и лёгкой завистью — будто мы стоим у горящего дома с чашкой кофе, говоря:
«Ну, по крайней мере, у нас планировка получше».
Но вот в чём неприятная правда: мы не просто наблюдаем. Мы копируем. Просто медленнее. С красивыми шрифтами и двуязычными HR-мануалами.
Пока Трамп выжигает свою бюрократию с огнемётом, а Тёрнер делал это скальпелем — Канада делает это через оценки эффективности и ползучие сдвиги в кадровой политике. Результат тот же:
– сужение талантов,
– культ дипломов вместо компетентности,
– и культура безопасности, которая систематически исключает тех, кто нам действительно нужен.
Возьмём CSIS. Агентство уже «тёрнеризировано»:
– почти нет специалистов по языкам,
– практически отсутствует HUMINT на улице,
– и глубокий институциональный крен в сторону аналитической стерильности вместо работы в полях.
Наша разведка критически зависит от интеграции с Five Eyes. А значит, когда США чихают, у нас эпистемологическая пневмония.
Мы импортируем их слепые пятна в реальном времени — только без их бюджета, масштаба или резервных систем.
Тем временем, в политических кругах поощряется один и тот же цикл:
академическая родословная → госстажировка → спокойная карьера в Оттаве до пенсии.
Умные головы в системе есть. Но большинство тех, кто мог бы встроиться в реальные сети или учуять настоящие угрозы — отсеиваются на этапе анкетирования.
Это не просто кадровая ошибка. Это доктринальный сдвиг.
Мы приняли ту же тёрнеровскую иллюзию, что мир лучше всего понимается из-за офисного стола — желательно с бейджиком, аналитической запиской и перерывом на обед.
А когда Америка начинает разбирать по кирпичику институты, от которых мы зависим, наша реакция?
Переписать меморандум. Надеяться, что метаданные нас спасут.
Но надежда — это не доктрина.
Мы уже не отстаём от кривой.
Мы — и есть кривая.
И она ведёт прямиком к незначительности.
Одно одобренное резюме за раз.
Когда Трамп шутит об аннексии Гренландии, легко отмахнуться: мол, снова MAGA-косплей — красные кепки, большие карты, ноль плана.
Когда он шутит об аннексии Канады, это звучит ещё абсурднее.
Типа, давай сначала разберись со снегоочистителями в Северной Дакоте, а уж потом лезь в Квебек.
Но вот в чём беда: это не шутка.
О, это не настоящая политика — пока нет танков у границы, и планы вторжения ещё не в работе (пока).
Но это сигнал, и он многое говорит о том, где именно находится американское государство — ментально.
Эти фантазии — о возвращении земель, доминировании над слабыми союзниками, восстановлении контроля над «утраченными» территориями — не признак силы. Это признак гниения.
Это поздняя стадия имперского мозга-червя.
Потому что большая на карте.
Потому что рядом и (вроде как) говорит по-английски.
Потому что, когда ты не можешь контролировать свой внутренний распад — ты начинаешь мечтать об экспансии.
Разговоры об аннексии — это то, чем занимаются империи, когда у них больше нет дипломатии, рычагов и терпения.
Когда внешняя политика сведена к мемам и мышечной памяти, остаётся только эстетика:
– карты,
– флаги,
– заявления альфа-самцов.
Фетишизация завоевания — без всякой стратегии.
А если вы канадец, это уже не просто риторика.
Это психологическая привязка к гегемону, который рушится — и тянет свои бредни на север.
Трампу не нужно нас аннексировать.
Ему достаточно, чтобы его электорат поверил, что он мог бы.
А когда ты уволил всех взрослых и заменил их лоялистами и ютуберами, тебе уже не нужны причины.
Тебе нужны вайбы.
Америка забыла, как делать империю — по-серьёзке.
Теперь она пытается делать её по-глупому.
Вот неприятная правда:
лучшая разведка в 2025 году приходит не из Оттавы. Не из Лэнгли. Не из Лондона.
Она приходит из другого места —
– от призраков прошлых агентств,
– от фрилансеров,
– от выгоревших аналитиков, которые ушли, забрав с собой NDA и мозг,
– и от частных структур, которые ещё помнят, как думать.
Потому что, когда институты забывают, зачем они существуют —
когда они теряют способности во имя комплаенса,
когда они вычищают экспертизу ради картинки —
кто-то должен сохранить память.
И вот где мы сейчас.
Частная разведка — это уже не нишевая антиутопия из киберпанка.
Это — остаточная форма смысловой разведки,
когда государственный сектор совершает бюрократическое самоубийство.
Именно здесь ты находишь людей, которые:
И нет — мы не притворяемся, что это идеальный вариант.
Разведка не должна быть отдана на аутсорс «отщепенцам» и экспатам со шрамами.
Но если альтернатива — это Excel в Оттаве и вайбы в Вашингтоне,
мы выберем поле.
Как однажды сказал (и не просто в кино) Гаст Авракатос,
один из немногих, кто пережил чистку Тёрнера и увидел последствия:
«А не кажется ли вам разумным иметь в команде тех, кто говорит на языке людей, за которыми мы, мать его, шпионим?»
Это была не просто реплика.
Это был тезис.
Это была вся суть того, что было потеряно —
и всего того, что до сих пор не восстановлено.
Prime Rogue Inc. не была создана, чтобы заменить систему.
Мы появились, потому что сама система заменила себя —
на бумажки, биометрию, часы учёта и самоопустошающиеся ритуалы.
Нам не нужен доступ. Нам нужна ясность.
И если мы — единственные, кто ещё хранит копии чеков? Пусть так.
В мире, где институциональная память стоит дороже, чем аналитические записки,
Rogue — единственное, что ещё помнит.
Оставим подробности на потом.
Стэнсфилд Тёрнер не хотел разрушить ЦРУ. Но он это сделал.
Дональд Трамп хочет разрушить государство. И он это делает.
Доктрина Тёрнера была бюрократической лоботомией, замаскированной под реформу.
А чистка Трампа в 2025-м — это то, что происходит, когда ты даёшь этой лоботомии огнемёт и называешь её «эффективностью».
Один кастрировал разведсообщество во имя контроля.
Второй сжигает весь федеральный аппарат ради мести и ретвитов.
Мы стоим выше по течению,
делаем вид, что сточные воды не дойдут до нас.
Притворяемся, что билингвальные меморандумы нас защитят.
Притворяемся, что можно просто пересидеть коллапс гегемона — не утонув.
Но реальность проста:
мы скопировали институции с системы, находящейся в упадке.
Мы до сих пор вычёркиваем людей из CSIS за родственников в Бейруте —
в то время как делимся необработанной разведкой с агентствами, где уже нет ни одного аналитика, говорящего на фарси.
Мы импортируем те же фильтры идеологии,
тот же страх перед риском,
те же элитарные ворота,
которые сделали ЦРУ глухим, немым и слепым 11 сентября.
Империя всё ещё горит.
Просто теперь у неё лучший брендинг.
И если мы не назовём гниль по имени —
и не построим что-то вне её —
следующими будем мы.
А Канада? Мы до сих пор стоим в потоке. И пьём его. Считая, что он чистый.
Тёрнер сделал ЦРУ слепым.
Трамп сделал всё правительство диким.